воскресенье, 29 марта 2015 г.

Арт-проект «Литературные портреты. Женский взгляд». Лара Гишар


Сегодня я расскажу об одном арт-прoекте, идея которого, как и все интересное, пришла нежданно-негаданно. Во время наших прогулок муж часто берет с собой фотоаппарат. Все мои фотографии – его авторства. Никто другой меня не видит такой, какой я открываюсь ему. В минувшие выходные стояла очень характерная для нашей изменчивой сибирской весны погода, и мы решили прогуляться по старой части Барнаула. Это те места, где время не иначе как остановилось. Так получилось, что наша прогулка с самого начала приобрела особый колорит: талый снег, вкрадчивая прозрачная капель, обветшалые деревянные дома начала прошлого века, низкое, давящее небо, предвещающее снегопад и томик Пастернака, присутствие которого невообразимым образом стирало временные границы. Символично, но это были не стихотворения, а мой любимый роман – «Доктор Живаго». Те, кто давно читает блог, знают, что я питаю особую любовь к этому произведению. Все произошло само собой, я даже не задумывалась над тем, какие получатся фотографии, каким особым настроением они будут наполнены. Я не готовилась к этой съемке, был обычный день, обычная прогулка. Но, когда я стала просматривать отснятый материал, меня словно поразило внезапная догадка – на фотографиях на меня смотрела другая девушка. Я пыталась понять, где я ее видела, чей образ сложился из сотен мелочей. Всматриваясь в снимки, осмысливая детали и настроение этой съемки, я поняла – передо мной Лариса Гишар. Моя любимая литературная героиня! Осознание этого момента перевернуло мое воображение. Я начала размышлять, наматывать клубочек мыслей, который приобретал все более ясные очертания! Так родилась идея арт-пректа «Литературные портреты. Женский взгляд». Суть проекта будет заключаться в образах героинь русской классики, которые я буду создавать совместно с моим супругом. Я буду прорабатывать детали, характеры, существенные мелочи, а потом воплощать все это в полноценный литературный образ. Для меня, как для человека искренне любящего русский язык и несравненную русскую классику, это очень дорогое и глубокое решение. Я не знаю во что выльется моя идея, но с каждым днем в моем сознании рождаются все новые и новые образы, которые, признаться, уже не дают мне покоя. Все работы я  буду выкладывать здесь, в моем блоге. Каждый образ будет носить законченный характер, но я прошу принимать во внимание, что это мое видение, от видения других людей оно может отличаться. Итак, первый, несколько недоработанный литературный портрет:

Лариса Гишар по произведению Бориса Пастернака «Доктор Живаго».

Москва, начала прошлого века, старинная, видавшая виды, ожидающая назревающих революционных потрясений. Мирная жизнь еще не тронута разрушающей силой революции, еще кажется, что ее пронесет стороной, что она не коснется своим ледяным пламенем людей, не перемелет жерновами сотни человеческих судеб.




Февраль. Изломанный, прозрачный, хрупкий, надтреснутый. Талый снег, его запах свеж, но, между тем, едва уловимо горчит от печной гари, которой пропитан воздух.


Небо низкое, застиранное, словно байковое одеяло, оно опрокинулось на город, который замер в ожидании переломных событий в своей судьбе. Революция. Какими тонами окрашено это слово? Мятежным красным или прозрачным белым, цветом пустоты и безысходности.


Снег падает на утоптанные дорожки, на резные наличники ссутулившихся домов, накрывает белой пеленой, растворяя временное пространство. Снег накрывает город, который совсем скоро будет рушиться, теряться и распластываться в собственном бессилии.



Лариса Гишар – цельная внешне, но изломанная внутри, изломанная твердыми руками Комаровского, обескураженная его двуличием и холодной расчетливостью. Лара – глубока, как река в половодье, но ее воды отравлены лживой игрой Виктора Ипполитовича.


Образ Лары – это образ России, мятежной, надтреснутой, но неизменно стойкой, которая все стерпит, но не забудет и не простит.

Засыпет снег дороги,
Завалит скаты крыш.
Пойду размять я ноги:
За дверью ты стоишь.

Одна, в пальто осеннем,
Без шляпы, без калош,
Ты борешься с волненьем
И мокрый снег жуешь.

Деревья и ограды
Уходят вдаль, во мглу.
Одна средь снегопада
Стоишь ты на углу.

Течет вода с косынки
По рукаву в обшлаг,
И каплями росинки
Сверкают в волосах.

И прядью белокурой
Озарены: лицо,
Косынка, и фигура,
И это пальтецо.

Снег на ресницах влажен,
В твоих глазах тоска,
И весь твой облик слажен
Из одного куска.

Как будто бы железом,
Обмокнутым в сурьму,
Тебя вели нарезом
По сердцу моему.

И в нем навек засело
Смиренье этих черт,
И оттого нет дела,
Что свет жестокосерд.

И оттого двоится
Вся эта ночь в снегу,
И провести границы
Меж нас я не могу.

Но кто мы и откуда,
Когда от всех тех лет
Остались пересуды,
А нас на свете нет?

1949


P.S. Этот образ я примерила на себя не случайно – давно, я писала об экранизации «Доктора Живаго» и кто-то в комментариях упомянул, что я между мной и Чулпан Хаматовой, игравшей роль Ларисы, есть сходство. Видимо, потребовалось пару лет, чтобы такая незначительная на первый взгляд ремарка выросла в такой образ. 

воскресенье, 15 марта 2015 г.

Про силу воли и женщину-кремень


Те, кто давно читает мой блог, знают, что у меня есть одна особенность – я не умею вязать. То есть в широком смысле вязать-то я умею, а вот красивые ажурности из невесомой пряжи, различные шали и фишу у меня не получаются. Сколько раз я не начинала, а все не выходило. Как в частушке:

Шила милому кисет,
Вышла рукавица.
Меня милый похвалил:
«Ну и мастерица!».

Вот так и у меня, с той лишь разницей, что ни кисет, ни рукавица в принципе не получались даже отдаленно. Но мы легких путей не ищем, как говорится, поэтому я решила…связать себе ажурную блузу. Да, вот так. Не выходит самая простейшая шаль, тогда я свяжу себе блузу по страшно сложной (опять же для моего воображения) схеме. Упорства мне не занимать. Женщина-кремень, не иначе.


Желание подкрепилось еще и купленной пряжей – тончайший, невесомый, прекрасный мохер цвета лосося. Или как там…цвет бедра испуганной нимфы? И я начала, да так активно путала петли, что дошла аж до 37 круга…а потом заблудилась окончательно. А особенность вязки заключается в том, что если распускать, то вообще сложно понять, как потом размещать маркеры.  Неудача меня настигла прошлой весной. Я, конечно, расстроилась и отложила процесс (перед этим я два раза распускала вязание и начинала снова). Недавно прочитала пост у Светы ссылка про пряжу и увидела фото блузы (в Светином посте самая последняя модель), которую я так и не довязала. И что-то у меня щелкнуло: ну как так может быть? Как-то же девочки вяжут! А почему я от своей сущей невнимательности не могу осилить эту красоту? 


В тот же вечер я достала свое вязание, распустила все подчистую и…начала снова! Вяжу медленно, считаю каждую петельку, пока добралась только до 23 ряда, но пока ни на петелечку не отклонилась от схемы. В общем, медленно, черепашьими шажочками ползу к поставленной цели. И не сказать, что мне так сильно нужна сама блуза, сейчас сам результат - уже дело принципа. И что самое главное, не отступая от задуманного, я воспитываю в себе терпение и внимательность. Не знаю, что получится у меня в конечном итоге, но я стараюсь. Девочки-вязальщицы, а у вас были схемы, которые не давались? Или я одна такая?

P.S. В прошлом году я вязала мужу свитер. Связала. Но горловину перевязывала 7 раз. Ага, я и говорю: легких путей не ищем :)) 

понедельник, 9 марта 2015 г.

Вышивальная история


Всякий раз, когда я выбираю сюжет для очередной работы, как-то само собой придумывается история. Растет вышивка, а вместе с ней история. Причем происходит это непроизвольно, стежок за стежком. Этого своенравного рыжего разбойника от РТО я заприметила сразу: интересный сюжет и не менее интересное исполнение – ну как тут пройдешь мимо! Решение «поселить» у себя хвостатого проказника пришло окончательно перед новогодними праздниками, а в качестве подарка я получила этот набор. 


По моим внутренним ощущениям это не просто вышивальный набор, а целый рассказ. Мне представляется Санкт-Петербург, старинная архитектура, загадочная квартира где-то на Мойке, ранее весеннее утро после грозовой, неспокойной ночи. Наверняка в этой квартире очень уединенно живет какой-то профессор, прочитавший все это несметное количество старых книг, которые лежат повсюду – на стеллажах, книжных полках, подоконнике… Каждое утро он пьет чай из расписной кружки тонкого костяного фарфора, читает за завтраком свежую газету и угощает своего любимого рыжего разбойника теплым еще кусочком душистого хрустящего багета.


Мне видится красивая обстановка – круглый стол с вязанной узорчатой скатертью, накрахмаленные салфетки, столовое серебро, чудные фарфоровые фигурки, пузатый сливочник и гнутые венские стулья с мягкими подушечками. Старинная обстановка, располагающая к неспешности движений, мыслей и самой жизни. По вечерам профессор играет на скрипке, из открытого окна слышны прозрачно-тонкие звуки. Может быть это Чайковский? А любимый питомец, удобно примостившись на книгах, наблюдает за профессором, щуря свои круглые, чайного цвета глаза…


Вот такая история возникает в моем сознании, когда я соприкасаюсь с этим удивительным дизайном. Что самое интересное и непостижимое для меня – это то, что кажется, будто кот все время наблюдает за мой, за происходящим вокруг… Если я оставляю развернутую вышивку на столе, то в какой бы части комнаты я не находилась, стоит лишь бросить взгляд на работу, я вижу наблюдательный взор этого рыжего пирата.
А у вас так бывает, что с вышивкой рождается история?


P.S. Вышивка идет довольно неспешно, потому что вышиваю преимущественно на выходных. В этом посте я не выкладываю работу полностью, то есть картинку отшитого варианта, который обычно идет в наборах, потому что покажу уже всю целиком, уже мною вышитую.      

воскресенье, 1 марта 2015 г.

Прямиком из детства


Майский полдень. Тягучий, напоенный запахом цветущих яблонь. Приглушенное солнце, играющее в листьях и ослепительно синее небо, подернутое набегающими барашками облаков. Мне 16 лет, еще пара дней и исполнится 17, тот возраст, когда жизнь кажется трепетной и ускользающей бабочкой, когда каждый день – открытие, каждый шаг – приключение. Экзамены совсем скоро, «на носу», как настойчиво увещевала мама, но как в такие непередаваемо прекрасные дни можно заниматься науками? К экзаменам я готовилась на даче ("усадьба", как было принято называть в нашей семье), что находилась неподалеку, стоило лишь перейти дорогу наискосок от нашего трехэтажного дома. Там, под старыми яблонями, за которыми с трепетом ухаживала прежняя старенькая хозяйка, стоял небольшой деревянный стол и наскоро сколоченный колченогий табурет. Яблони были очень старыми, всякий раз в непогоду они поскрипывали своими узловатыми ветками на ветру, но каждую весну они настолько обильно цвели, что среди белых розеток соцветий было сложно заметить молодую зеленую листву. Именно там, под яблонями, было хорошо мечтать, готовиться к экзаменам и читать книги, «свои», как я их называла, подразумевая, что это та литература, которая не вошла в обязательный школьный список. В один из таких дней, я собрала учебники, тетрадки, бутерброды и положила «Записки институтки» - небольшую книжицу в коричневом переплете. 



Накануне мама посоветовала ее прочесть, и я, уставшая от недельной зубрежки предметов, вынесенных на экзамены, взяла ее с собой в надежде отвлечься. Разве могла я предположить, что в этот день до скучных учебников дело так и не дойдет, а весь день в тени цветущих яблонь, я проведу за чтением этой удивительной книги.
Автор «Записок институтки» Лидия Чарская, человек со сложной судьбой, но удивительно нежным и трепетным сердцем. А сама книга – не что иное, как описание жизни воспитанниц Павловского института благородных девиц, выпускницей которого была и сама автор. Сложно описать, сколько чистоты и доброты содержится под этой неприметной коричневой обложкой. Стоит ли говорить, что не одно поколение благородных девиц дореволюционной России выросло на незатейливых, казалось бы, книгах Лидии Чарской. У книг Чарской очень сложная творческая судьба – во время революции они изымались из всех библиотек страны, новые произведения автора не печатались из-за правительственного запрета, а для девочки было самым обидным оскорблением сравнение с «институткой из книг Чарской». А все потому, что в книгах были невероятно точные и откровенные описания царской семьи, уроков богословия, образа жизни дворянских детей, отданных на воспитание в институт. И обо всем этом рассказано просто, честно и невероятно правдиво. Девочки-институтки настолько настоящие и непосредственные, что им сочувствуешь, сопереживаешь, и что уж говорить, хочется им подражать, особенно главной героине – Люде Влассовской…



«Записки институтки» я перечитываю, когда устаю от внешнего мира, от настоящего, от нечестных людей и неправильных событий, когда необходимо поверить в себя и в то, что я делаю. Тогда мне на помощь приходит маленькая Люда Влассовская и гордая Нина Джаваха, тогда я понимаю, что нельзя терять веру в главное и нужно идти дальше. Эта книга занимает особое место на моей книжной полке, иногда я достаю ее, листаю страницы и рассматриваю душевные иллюстрации Сударушкина, перечитываю почти наизусть заученные строчки, и тогда несправедливости становится меньше, и появляются силы. А еще я знаю, что мы будем читать с моей дочерью (я верю, что когда-нибудь у меня родится именно дочь! ), когда она подрастет. 



P.S. Если кто-то заинтересовался творчеством Л. Чарской, как впрочем, и другой дореволюционной литературой для детей, советую посетить случайно найденное мною сообщество, посвященное творчеству Лидии Алексеевны (ссылка).